В. Басков

"Литературная газета" за 16.03.94, с. 12

Опытный юрист замотает классически… Одного человека разлюбила жена, и они развелись. У них сын. Бывшая жена, чтобы насолить бывшему мужу, не дает ему встречаться с сыном.

В отчаянии отец обращается к властям – в орган опеки. Сначала в муниципальном округе собирается так называемая социальная комиссия. Бывшей жене говорят, что она не имеет права мешать свиданиям отца с его сыном. Она это и без комиссии знает, потому что в кодексе о браке и семье РСФСР ей лично не за что зацепиться – там все против нее и все за равенство родителей в воспитании детей.

Заседание комиссии заканчивается хорошим протоколом, который подписывает и бывшая жена. Отец торжествует. "Бывшая" продолжает препятствовать. Дело однажды доходит до того, что на свидание к ребенку отец вынужден прийти в сопровождении милиционеров, вооруженных автоматами.

Тут-то и наступает час юристов.

Юристка муниципального округа, вникнув в "дело", обращается в суд. Отец – в восторге. И напрасно. В суде – своя юристка: судья. Бывшая жена легко справляется сразу с двумя юристками, она не является по повестке в суд раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Каждое заседание судья относит на следующий месяц. Семь месяцев отец не видит своего ребенка. И с седьмого на восьмое заседание судья переносит тоже с пролетом в месяц. Но еще и до окончания этих восьми месяцев отец не видел своего ребенка уже пять месяцев, потому что после пришествия в окружении автоматчиков непокорную жену не могли дозваться на комиссию пять месяцев, почему комиссия и вовлекла в "дело" юристку муниципального масштаба, а та – суд. Итого: отец не видел своего ребенка год. А ребенку тогда было четыре года, теперь пять – шестой, и отец просто вне себя оттого, что сын его забыл.

Влип. Но продолжает верить в силу Юриспруденции, в Справедливость – и живет от повестки до повестки.

Тем временем бывшая жена затасканного по юристам мужа живет целый год, забот не зная. Получает повестки в суд, рвет их – кто докажет, что получала? И никто ее не беспокоит.

Наш муж – законопослушный гражданин, интеллигентный человек – даже курить перестал, чтобы его, не дай Бог, не могли уличить хоть в чем-то отрицательном. Довел себя до образцово-показательного состояния. Не мужчина, а облако. Глаза светятся честностью, спит во фраке и при галстуке, потому что каждую минуту ждет комиссии опекунского совета. Она является без предупреждения то к нему домой, то к нему на работу, то в назначенный ею самой час свидания с ребенком.

Живет под надзором.

Я юристке из муниципального округа говорю: зачем вы обратились в суд? Понимаю, если бы ситуация была спорная. А закон-то не дает бывшей жене никакой надежды: приговор суда она заранее прочтет в кодексе о браке и семье. Ее бывший муж не пьяница, не алкоголик, морально устойчив. И судье, кроме статьи закона, говорить нечего. Почему бы вам, муниципальной власти, не обратиться в милицию, чтобы она призвала нарушительницу закона к порядку?

– Не повторяйте этого никому, – отвечала мне юристка муниципального округа, – не смешите людей. Это очень наивно – то, что вы говорите. Милиция наказывает тех, кто дебоширит.

– Бывшая жена не дебоширит, – возражаю я, – она совершает более серьезное преступление, которое влечет тяжкие последствия: она своей волей лишает отца – сына, а сына – отца.

– Мы с вами, как я поняла, делаем одно дело, – говорит юристка. – Доверьтесь нам, юристам, мы свое дело знаем. И смотрите, не напишите про милицию в статье, а то все дело испортите. Профессионалы сразу догадаются, что вы не юрист.

И все-таки я в милицию обратился. Мне там сказали, что лучше обратиться в прокуратуру. Так будет юридически вернее.

В прокуратуре мне сказали, что у них уголовных дел так много, что пришлось отключить городские телефоны, чтобы не звонили. А по этому делу лучше всего обратиться все-таки в милицию по месту жительства ответчицы. Но если милиция сама не справится, тогда пусть она обратится в муниципальный округ. Так будет юридически вернее.

В муниципалитете – свои юристы. В милиции – свои. В прокуратуре – свои. В суде – свои. И все они – с одного факультета, где их научили разным, но очень нужным вещам.

Словом, куда ни кинь, всюду юристы. И вот с их помощью родной отец не видит родного ребенка год! Кто назовет это юридической помощью?

Любопытно, что, решая чужие проблемы, юристы действуют сходно: посылают друг к другу и сами же обращаются друг к другу, внушая нам мысль, что без юристов жизнь прекратится. Такая "юридическая практика" лучше всего убеждает в том, что вопрос мог бы очень часто решить самый первый юрист, но он предпочитает, чтобы ответственность брал на себя следующий.

Возразят, что юристы руководствуются законом. Действует кодекс о браке и семье, в одной из статей которого бегло говорится о том, что судья вправе принять сторону отца, но может поддержать и мать, которая отняла у бывшего мужа его детей. Такое делается лишь в исключительных случаях, когда родитель – разложившаяся личность. К нашей ситуации это совершенно не подходит. У нас речь идет о допуске к ребенку родителя, который просто развелся! С каких пор развод причислен к преступлению, влекущему за собой отнятие детей? Разве наше государство заинтересовано в увеличении числа сирот и полусирот? Неужели у него много лишних денег на социальную помощь?

И вот сидит судья за судейским столом одна, без заседателей, которые, как и судьи, в остром дефиците, и спрашивает:

– Ответчица не пришла?

– Не пришла, – отвечают истцы.

– Почему не пришла, не знаете?

– Не знаем, – отвечают истцы.

– И суд не знает… Рассматривать дело в отсутствие ответчицы?

Поднимается юристка из муниципального округа и говорит:

– Да, я считаю, что рассмотреть можно.

– Пишите, – обращается судья к секретарю, которая сидит в сторонке и, не мигая, смотрит в зал, на истцов.

Поднимается юристка из социального отдела и говорит:

– Да, я считаю, что рассмотреть уже пора.

Поднимается сам отринутый отец и говорит нервным, звенящим голосом:

– Да, я считаю, что рассмотреть уже просто необходимо, потому что я не видал своего сына двенадцать месяцев, а Нина, чувствую, не придет, ее можно вызывать не семь, а семьдесят семь раз.

Юристка, одиноко сидящая за судейским столом, тотчас произносит буквально следующее:

– Посовещавшись на месте, руководствуясь сто пятьдесят восьмой статьей, суд решил перенести заседание на… – и называет середину следующего месяца.

В зале – молчание. Сидящие в зале смотрят на судью. Судья ждет, когда секретарша допишет ее решение. Согласен, что допустил бестактность, но в наступившей тишине спросил судью:

– Посоветовавшись с кем?

Вместо ответа юристка за судейским столом встала и, не говоря ни слова, пошла из зала. Обычно как судья встанет, все встают. А тут все сидят. Седьмой раз на край Москвы приехали, – сколько же еще ездить-то? И люди все немолодые, а на улице зима, гололед, шагу ступить нельзя… Пожилая женщина спрашивает идущую по залу судью:

– Скажите, а что будет ответчице за то, что она опять не пришла?

Судья взялась за ручку двери, дверь отворила, вышла и уже из коридора ответила:

– Она будет оштрафована на тридцать рублей. – И скрылась.

Тридцать рублей в те дни стоил жетон на метро. Буханка хлеба – сто сорок семь рублей.

Суд продолжался минуту и двадцать пять секунд. А начался с опозданием на час пятнадцать: все это время мы толклись в коридоре и ждали, когда судья освободится от другого слушания. Освободилась, называется.

Мы, неюристы, народ простодушный. Нам кажется, что если мы хорошие, то вся юридическая наука за нас. Но юристы живут по своим законам, до сути которых докопаться очень непросто.

Начальник Управления юстиции Москвы Юрий Костанов с гордостью уверял меня, что нынешние судьи уже не те, что были прежде: нынешних принимают не по анкете и принадлежности к КПСС, а по конкурсу. В чем же они конкурируют – в зло поджатых губах? в высокомерии? в волоките?

Нет, наши юристы не вредные, какими кажутся. Они умные, всеведущие – какие угодно, но прав во всем этом клубке юристов оказался неюрист, сам отверженный отец.

– Потерял я сына, – сказал он печально. – Все. Бесполезно. Год уже не вижу сына. Он меня забыл. Юристы мне помочь не могут.

Замотали юристы классически.

А что же Нина? Эта молодая женщина вся во власти девичьих грез.

Она уже побывала замужем, родила, но не живет, а как бы видит чудесный сон. Все ей видится удивительный мужчина, о котором она мечтала в девушках. Не такой, какой ее реальный муж, а иной. Никто ее не неволил выходить замуж за этого, рожать ее никто не принуждал, и муж ей достался – другие завидуют: капитан подводной лодки, блестящий морской офицер и вот еще вдобавок прекрасный отец. Но мечты дороже прекрасной реальности.

Прошло два года, как она "разлюбила" и придумала себе нового мужа, которого ее сын должен будет называть папой, а нового папы все нет и нет. Вместо него раз в месяц она получает повестки в суд. Нина все думает, что она одна на свете и что тот, суженый, "примет ее такой, какая она есть". А она-то не одна, а с сыном. У которого есть свой отец. Где же она найдет такого суженого, который примет ее в придачу с отцом ее сына и с регулярными повестками в суд? Конечно, дай им Бог счастья, но все-таки наши фильмы морочат голову многим зрительницам. Узнаете ситуацию из фильма "Экипаж"?

Спит дева – и тут ей на помощь приходят юристы. Нет чтобы девушку встряхнуть: дескать, будешь сопротивляться решению властей, не исполнять закон – отправим тебя на пятнадцать суток тротуары почистить, – они, напротив, длят чудное сновидение своими юридическими кружевами, простое решение обставляют небоскребом процедур.

О ребенке думает один отец. Разумеется, он может еще и еще раз прийти к сонной деве с автоматчиками, но сын опять напугается. Могу, говорит, даже выкрасть сына, но он плакать будет, он же еще не понимает, он маму тоже любит.

– Не пойду больше в суд. Пусть меня у сына не будет.

И вот ради счастья сына отец от него отступается.

Человек, который вырос без отца, несчастен точно так же, как человек, который вырос с отцом, но без матери. Растет еще один несчастный. Государство с его армией юристов помогло появлению такого человека.

Комментарий. За прошедшее после публикации статьи время увеличена ответственность за неявку в суд, введена возможность заочного решения суда, а также возможность миновать орган опеки. В остальном положение осталось прежним.